– «Мастерской Петра Фоменко» грех жаловаться на неблагодарность публики! 
– Мы и не жалуемся. Но в провинции все равно публика более расположена.

– В спектакле «Дом, где разбиваются сердца» Вы играете старого моряка. В Севастополе, как минимум в первый день, Вас будут ждать именно моряки. Не волнуетесь? 
– Волнуюсь. Там есть какие-то мелочи, которые нужно пересматривать, смотреть, думать. Хоть я и играю старого моряка, но морская тема в роли убрана на задний план. Это прошлое героя. А настоящее совсем другое. Хотя, конечно, как любое прошлое, оно накладывает на человека отпечаток.

– Говорят, что в Севастополе сложная сцена. В чем это заключается? 
– Она сложна по акустике. Но мы играли на самых разных сценах, даже на открытом воздухе! Когда у спектакля есть конструкция, его можно втиснуть в любые рамки. В этом случае что-то может появиться, что-то потеряться, но, по сути, смысл останется. А если спектакль распадается из-за смены сцены, значит в нем что-то не так. В этом смысле гастроли – отличная проверка.

– Бывало так, что после гастролей спектакль приходилось дорабатывать? 
– У нас в театре после и премьеры работа над спектаклем продолжается. Репетируем даже если спектаклю десять лет. Перед выходом на сцену всегда проходят разминки – голосовые, певческие, пластические. А что касается доработки, то и режиссер не всегда бывает нужен. Мы взрослые люди и сами можем доработать.

– Когда Вы играете, концентрируетесь на собственной роли или оцениваете сцену полностью? 
– Сложно сказать. Не могу ответить однозначно. Когда как – иногда больше на себе сконцентрирован, иногда нет. Спектакль играется давно, роль крепко стоит на ногах. Больше концентрируешься, когда слушаешь. Думаешь: «А вот как я?». Ведь видим соринку, а у себя бревна не замечаем.

– Режиссер спектакля Евгений Каменькович рассказал, что однажды Вы перечитали пьесу и дали целый мастер-класс актерам. 
– Если спектакль играется долго, его хочется освежить. Когда есть свободное время, берешь пьесу, читаешь, и открывается что-то новое, много интересных вещей. Видно, что какие-то места замыленны, какие-то, оказывается, промахнул. Ведь текст сокращается, и иногда хочется что-то вернуть. Может быть, одну фразу, но все же. Это полезно.

– Насколько близка Вам роль капитана? 
– Сложно говорить, близка ли. Моему герою за 70. В этом смысле она с каждым годом все ближе. Есть какие-то моменты, которые пожилому человеку играть не нужно, а мне еще приходится. Они приходят с возрастом. А так, по-человечески, близка, как была бы близка любому.

– А были у Вашего героя прототипы? 
– Один человек – Петр Наумович Фоменко. Он бы идеально сыграл эту роль. Просто идеально!

– Как Вам кажется, получилось ли у Бернарда Шоу написать «русскую пьесу»? 
– Сложно сказать. Любой перевод никогда не даст 100% точности. Любая переводная вещь, как бы шикарно она ни была переведена, не будет 100% подлинной. Я не знаю английский так, чтобы сопоставить разные варианты, поэтому сложно сказать, получилось у него или нет. А вообще все хорошие пьесы мировой драматургии чем-то похожи друг на друга.

– Шесть лет назад, во время работы над спектаклем, все боялись, что пьеса слишком сложная, может быть, даже несколько элитарная. Изменилось ли отношение к ней за эти годы? 
– Она и есть не простая. Конечно, отношение изменилось. Спектакль начинает жить, дышать, только, когда приходит публика. До этого – спектакль вещь в себе. Я бы не сказал, что пьеса элитарная. Достаточно игровая, понятная. Ну, если там есть определенный круг людей, который элитарен сам по себе, то проблемы у них те же что и у простых людей. Через что они решаются – другой вопрос.

– Но для зрителя все-таки нужен какой-то объем прочитанных книг, чтобы получить удовольствие? 
– Это важно для любого человека, если он хоть как-то соотносит себя с традицией культуры. Но это воспитание с детства. К 25-28 годам человек должен прочесть определенные книги на родном языке. Если он их не прочел, то ему все сложнее и сложнее читать их дальше. Шоу не относится к разряду таких книг, которые необходимо прочитать. Но для людей, которые занимаются театром, это знать нужно.

– У Вас за спиной работа в кино и на радио, не хотелось глубже сконцентрироваться на этом? 

– Это все очень интересно, потому что это иная грань профессии. В кино совершенно другая технология. Его не репетируют так как в театре. Сняли – и навсегда. Спектакль в театре, особенно в нашем, живет годами, десятилетиями. Как, например, «Волки и Овцы», которым 20 лет. Мы шутим, что этот спектакль играем уже второе тысячелетие. Театр в этом смысле для актера интереснее. Здесь есть живой процесс, который происходит постоянно. Кино и телевидение дает популярность и деньги. Радио – в меньшей степени. Вопрос только в том, насколько хороши материал и компания людей, которые собираются, чтобы его реализовать. Это случается на стороне довольно редко. На радио – чаще, в кино – реже. На телевидении еще реже.

– В этом году у «Мастерской» большая гастрольная программа. Что для Вас лучше – ездить или работать в Москве? 
– В Москве меньше бытовых неудобств, чем в поездках. На гастролях всегда интересно, видишь другие города. Так-то за свой счет жалко ехать бывает, а тут тебя везут. Сыграешь, да еще и покажут все. По России мы ездим довольно редко, ведь в провинции нет денег. Представляете такую махину вывезти! Мало того, что нужно купить билеты, перевезти декорации, поселить, заплатить суточные. Это же безумие! В советское время была целая политика, когда летом столичные театры отправлялись в провинцию, а провинциальные – в Москву и Питер. Многие режиссеры оставались в столице и высматривали хороших актеров и режиссеров. А сейчас нет такой политики, и все сместилось в сторону частного партнерства, но этого мало.